Леонид Вайсфельд двигался с другого конца холла гостиницы в шлепанцах
на босу ногу. Руководителя клуба КХЛ нечасто встретишь в такой обуви.
Но генеральный менеджер «Салавата Юлаева» имел право. День давно перетек
в вечер, осыпав небосвод множеством светящихся пуговиц и несколько
усмирив городскую суету. Для генеральных менеджеров, впрочем, время
суток — штука относительная. То кубковый матч завершится за полночь, то
переговоры затянутся, то журналисты в вечернем сумраке возникнут.
Вайсфельд, всегда доступный для СМИ, вдруг на
полгода исчез из медиапространства. Рассказывали, что причиной тому
президент «Салавата» Сергей Молчанов. Того якобы насторожили
высказывания генменеджера о методах селекционной политики СКА. Опасаясь
немилости могущественных начальников питерского хоккейного клуба, тот на
всякий случай запретил своему подчиненному общаться с прессой — «как бы
чего не вышло». Заговорить Вайсфельд решил синхронно разговорам об
уходе Молчанова из «Салавата»…
— Да нет, никто мне не запрещал, —
напористо-ироничная интонация Вайсфельда неповторима. — Просто
президенту клуба не понравилось одно мое интервью, на мой взгляд,
абсолютно нейтральное, а я очень щепетильно к этому отношусь. Подумал:
«Кто знает, что в следующий раз не понравится…» — и взял обет молчания.
Это же работодатели…
На клубную кухню былой арбитр вернулся шесть
лет назад после небольшого вынужденного отпуска, который коротал за
гарнитурой телекомментатора. За короткое время сначала в Новокузнецке,
затем в Екатеринбурге он сколотил команды, становившиеся открытием
чемпионатов. Но даже сделавшись серьезным клубным начальником в такой
структуре, как «Салават», Вайсфельд не стал душить в себе талант
шикарного рассказчика.
Его можно слушать часами. Наш диктофон, в частности, выдохнул лишь спустя 139 минут после включения.
«Автомобилист» с карбоновой крышей
— Шуми Бабаев уверял нас, что возьмет трубку даже в три ночи. А вы?
—
Я тоже. Мой телефон выключается только в полете. Раз человек восьми
утра не дождался, значит, ему очень нужно. Но в это время в основном
наши «буржуи» звонят.
— Вы об энхаэловцах?
— Об агентах,
живущих в Северной Америке. Только по голосу вспоминают о существовании
другого полушария. «Ой, ты спишь?..» — «Уже нет». Поздние звонки в
клубах — это нормально. Я, например, если очень нужно, могу ночью
позвонить видеооператору: «Пришли фрагмент». Он пришлет без возмущений.
— Вы однажды порадовали историей про игрока «Кузни», у которого имелись три джипа, кошка, но жил он при этом в съемной квартире.
— Было такое.
— В связи с этим вопрос: многие хоккеисты не умеют распоряжаться большими деньгами?
— Таких, как тот, — меньшинство. В основном ребята грамотно вкладываются. Если агент хороший, тоже подскажет.
— Куда обычно несут?
— Раньше — в недвижимость. Теперь не знаю, насколько это актуально. Кто-то «пифы» выбирает.
— Паевые инвестиционные фонды.
—
Нынче парни продвинутые. Хотя кто-то с первых нормальных денег банально
«Мерседес» покупает. В Екатеринбурге был игрок уровня КХЛ/МХЛ. Ему
навалили, он тут же взял BMW Х6 с карбоновой крышей.
— Губа не дура.
— Я тоже подумал: «Ничего себе!» Я к подобным вещам в исполнении молодых отношусь настороженно.
— С любителем карбона отношения сложились?
— А при нас его в «Автомобилисте» уже не было.
— Лихо…
— Нет, он до нашего прихода ушел. Если мне не нравятся такие вещи, это не значит, что такого человека я выкину из команды.
Разложил на столе доллары, жена глаза округлила: «Что это?»
— На чем сам генменеджер «Салавата» ездит?
— На «Рендж Ровер».
— Неплохо.
— У меня всегда были машины дороже, чем я могу себе позволить.
— Любопытная позиция для взрослого человека.
— Что есть, то есть. Тратил деньги на понравившийся автомобиль, даже если приходилось ущемлять себя в чем-то другом.
— Популярная в последние годы позиция, порожденная автокредитами.
—
Я свой первый автомобиль купил, отсудив чемпионат Европы. Разложил дома
на столе полученные деньги, жена глаза округлила: «Что это?» «Доллары…»
— отвечаю.
— Тогда их немногие видели.
— А тем более держали в руках. «Ой, они такие, да? — жена перебирала купюры. — И что ты с ними делать будешь?»
— Что сделали?
— Купил машину — «Москвич 412».
— Прямо как герой «Бриллиантовой руки» — новую модель.
—
Более того: «сельский» вариант — с рессорами. Сумасшедший агрегат. За
четыреста долларов взял, трехлетним. Но отъездил недолго.
— Рессоры сломались?
—
Просто машины часто менял. Когда судил за границей, обратно зачастую
своим ходом добирался — на купленном там авто. Ездил полгода и продавал.
— Максим Сушинский, в свое время гонявший машины из разных стран, в итоге открыл автосалон…
— Я не зарабатывал на этом. Разве что немного экономил. Дело мне не раз предлагали открыть, не только автосалоны.
— Почему не решились?
—
Есть такая фраза: «Если одной рукой вы ведете машину, а второй
обнимаете блондинку, значит, плохо делаете и то и другое». То есть
серьезно заниматься можно чем-то одним. Вторым может быть только хобби.
Преподаватель физкультуры, тренер по хоккею
— С хоккеем вас отец породнил?
—
Да, привел в школу московского «Спартака». Мы жили рядом с Ширяевым
полем — на расстоянии шести трамвайных остановок от «Сокольников».
Вопроса выбора команды не стояло. Отец сам играл в хоккей и футбол — на
любительском уровне, но с душой. Мне, кстати, передалось его отношение.
— Как, наверное, и коньки с клюшками передавались — они тогда дефицитом были.
—
С коньками, да, серьезная проблема имелась. Только большие размеры
можно было отыскать. Находили, допустим, «гаги» 38-го размера, а у
ребенка 34-й… Пока нога дорастала, играли в шерстяных носках. Порой по
четыре пары натягивали.
— Но до «основы» «Спартака» вы так и не дотянули…
—
Нет. В НХЛ тогда никто не уезжал, клубную прописку тоже редко меняли —
текучка состава минимальная. Молодым это, конечно, большие сложности
доставляло. Люди по пятнадцать лет за команду выступали, колом не
вышибешь. А тем более тот «Спартак» с Шалимовым, Якушевым, Шадриным…
— Серьезная компания, не поспоришь.
— Простой вызов на общую тренировку с ними для любого из нашей «молодежки» был целым событием. Две недели потом обсуждали.
— Каким был хоккеист Вайсфельд?
—
Большой — 187 см. Имелись вес, катание… Центрфорварда играл, но
понимал, что далек от звездного уровня. Возможно, через три-пять лет с
такими данными я бы попал в первую лигу, но…
— Тянуть не стали…
—
Все заканчивали в тридцать, и на этой отметке пришлось бы вновь искать
работу. Рассудил, что не стоит терять время, тем более что я уже учился в
ГЦОЛИФКе.
— Государственный центральный ордена Ленина институт физической культуры.
—
Будучи студентом первого и второго курсов играл за «молодежку». Дальше
возникла дилемма: если в главную команду не брали, нужно в первую/вторую
лигу ехать, — а это чревато службой в армии. Второй вариант —
продолжать учиться.
— Что предпочтительнее.
— Вот я и выбрал кафедру хоккея. Так что я дипломированный преподаватель физкультуры, тренер по хоккею.
Гретцки за 110 рублей
— С диплома часто пыль сдуваете?
— Только когда на новую работу устраиваюсь.
— У человека с таким именем просят диплом?
—
Начальнику отдела кадров не важно, кто я такой. Написано, что
генеральному менеджеру при трудоустройстве нужен документ о высшем
образовании, — значит, нужен. У меня диплом кандидата наук.
— А где прошла тонкая грань перехода учителя физкультуры на служение хоккейной Фемиде?
—
История витиеватая. Я работал в «Крыльях», 1970 год рождения
тренировал: Виктор Гордиюк, Дима Ерофеев… Отец одного из мальчиков,
общественник, судейством занимавшийся, как-то говорит: «Турнир надо
отсудить, а у нас народу не хватает».
— Вот он, поворотный момент судьбы?..
—
Нет, я общественнику отказал. «Как команда без меня? — говорю. — Могу
более интересную кандидатуру предложить: Шамиль Шакиров, мой друг, он
сейчас без работы сидит».
— Шакиров потом много лет судил.
— Вплоть до Олимпийских игр, на всякий случай. А я желанием не горел. Только спустя три года впервые за свисток взялся.
— Что три года делали?
—
Работал в СДЮШОР «Крылья Советов». Когда срок обучения в институте
подходил к концу, меня хотели оставить на кафедре, но ставок
преподавателя не было. «Возьмем старшим лаборантом», — предложили.
Альтернатива не устроила, и я пошел работать в «Крылья».
— Тренером?
— Фактически да, но получал ставку инструктора.
— Как-то у вас не заладилось со ставками…
—
Подвох еще в чем?.. Если тренер подготовит хорошего хоккеиста, у него
повышается категория и, соответственно, оклад. А у инструктора четкая
ставка — 110 рублей. Больше получить нереально. Даже если Уэйна Гретцки
воспитаешь.
— Воспитать Уэйна Гретцки за 110 рублей — только в Союзе такое возможно.
—
Кушать тем не менее хотелось. Поэтому, когда в институте предложили
открывшуюся ставку преподавателя, я пошел на разговор к Игорю Дмитриеву.
— Тогдашнему главному тренеру «Крыльев».
—
Игорь Ефимович неделю думал, но не надумал: «Ставки тренера пока нет.
Возможно, появится через месяц…» «А возможно, через год… — размышляю про
себя. — Институт тоже ждать не будет».
— Ушли, в общем.
—
Институт ведь чем еще хорош — там график щадящий. Провел занятие — и
три-четыре часа свободен. А когда узнал, что в силе предложение
«общественника» о судействе, решил попробовать.
В Первую лигу не пустили, во вторую не рекомендовали
— С первенства Москвы начали?
—
С низов все начинают. Отсудил хорошо уровень — тебя поднимают на
ступень. Шаг за шагом одни до Олимпийских игр доходят, а другие так и
остаются на уровне «Золотой шайбы». Я за пять лет до чемпионата России
дорос.
— Оперативно.
— В судействе сложная схема
карьерного роста. Сначала проходишь все ступеньки лайнсменом, потом
главным. Перескочить с одного на другое нереально.
— Вы умудрились.
—
Сначала мне говорили: «Ты большой, высокий, сможешь драки разнимать —
будешь линейным». Я разнимал, меня подбадривали: «Скоро в международники
выбьешься!» Но мне это было не по душе: «Посмотрите меня на главного,
не хочу быть лайнсменом».
— Смело.
— До меня этот вопрос
ребром никто не ставил. Но если не нравится, зачем мучиться? «Не
получится главным, — говорю, — займусь чем-нибудь другим».
— Заниматься другим не пришлось.
—
Мне дали матч «молодежек» ЦСКА и Ярославля. На стадионе комиссия
ветеранов судейского корпуса — человек 8—12. После игры чуть ли не до
драки спорят в коридоре. Иду мимо, в судейскую — замолкают. Прошел чуть
дальше — опять завелись.
— О чем спорили?
— Я с этим же вопросом на следующий день к Алексею Изместьеву.
— Он сейчас в Федерации хоккея Московской области работает.
—
А тогда мы вместе трудились в институте, и параллельно он судил по
высшей лиге. «Одни были уверены, — объяснял Изместьев, — что тебя надо
сразу на первую лигу назначать. Другие — что необходим опыт второй».
— Чья взяла?
—
Ни чья. Меня рекомендовали к работе в первой лиге, но члены комиссии
решили уточнить: «Что судил Вайсфельд?» Им отвечают: «Ничего». В итоге в
первую лигу меня не пустили, во вторую не рекомендовали. Весь следующий
год я опять судил первенство водокачки.
— Как это по-нашему…
—
На следующий год опять слышу — из-за меня ругань. Тут уже остановился.
«Буду, — говорю, — вторую лигу судить, а то вы опять меня потеряете».
— Обошлось?
—
Да. К тому же вторую лигу я судил недолго — матчей пять от силы. В
тридцать лет был самым молодым в турнире. Моим помощникам — по сорок —
сорок пять.
— Ярко.
— Приезжаем куда-то, люди подходят: «А где ваш главный?» В лицо немногие знали.
На прием к Пугину
— Как главный судья сколько получали?
— Пятьдесят рублей за игру в высшей лиге.
— Почти половину месячного оклада старшего преподавателя Института физкультуры.
—
Ага, за два часа на льду, напомню! В месяц семь-восемь встреч
обслуживал — больше всех, кстати. Обычно арбитры по четыре-пять
назначений получали.
— Неординарные матчи случались?
—
Вот вам одна из самых ярких историй в моей карьере. Отсудил первый круг
плей-офф. Наум Резников, царствие ему небесное, говорит: «Второй ты не
судишь».
— Он тогда судейской коллегией руководил.
—
Да. Приезжаю домой — звонок, его голос: «Завтра в Нижнем работаешь».
Смотрю на часы — 22.00: «Наум Лазаревич, мне уже не уехать». Он в ответ:
«Телефон не занимай!»
— Интригующе…
— Через два часа перезванивает: «В шесть утра за тобой придет машина». Я пошел собирать форму…
— По какому поводу аврал?
—
В Нижнем — дикий скандал! В серии с «Трактором» жутко не понравилась
работа Александра Балина из Екатеринбурга. Встали в позу: «Нужен другой
судья!»
— Которому пришлись просыпаться очень рано…
— В
шесть утра черная «Волга» ждала напротив подъезда. За рулем водитель, на
заднем сиденье человек в костюме. Галстук, на лацкане пиджака — значок…
— Статусный, видимо.
—
А я в тренировочном костюме, кроссовках. Оделся, чтобы удобно было
ехать. Едем, молчим, столбы за окном мелькают… Водитель выворачивает на
сплошную, втопил, стрелка до 130 упала.
— Один из нас «Жигуль» эксперимента ради как-то разогнал до 170 км/ч — это реально страшно.
— Тогда вы меня поймете. Скорость высокая, но не запредельная, а ощущение, что взлетаем!
— Любимый отечественный автопром.
— «А если ГАИ?» — поворачиваюсь к человеку со значком. Тот невозмутим: «У нас без права проверки документов».
— Кто сидел рядом?
— Как зовут, я не узнал, но это был руководитель представительства ГАЗа в Москве.
— Уровень!
—
Он, наверное, даже не представлял, что это за персонаж в кроссовках
рядом с ним, которого нужно было доставить в Нижний. На подъезде к
городу говорю: «Мне срочно нужна кассета со вчерашней игрой — понять,
что там произошло». Человек не согласен: «Едем к Пугину».
— Бывшему министру автомобильной промышленности СССР?
— Ага. В тот момент он был президентом ГАЗа.
— Эко вас хоккейная занесла…
— Вот и я говорю: «Не поеду: я в трениках, небритый». Человек непреклонен: «Мне велено».
— Исполнительный.
—
Привозят к Пугину. В приемной по десять человек с каждой стороны стоят
по стойке смирно. Появляется Николай Андреевич, болельщик сумасшедший.
«Леонид! — возмущается. — Вы знаете, вчера этот свистит, а тот бежит, а
этот ему не дает… Как так можно? Это же безобразие!»
— Это он про наш автопром?
—
Я тоже мало что понял. Только Пугин уходит, на меня надвигается свита:
«Сегодня будет как вчера?» «Сегодня будет хуже!» — отвечаю. Они глаза
вылупили: кого им привезли?
— Дерзко.
— Наконец доезжаю
до базы. Снятый с игры Балин вскакивает: «Леня, слава богу! Никто не
хотел судить эту игру». «Да что там такое?» — «Там убийство!» — у Балина
аж глаз задергался. За два часа до матча я наконец нашел кассету, стал
смотреть.
— Что увидели?
— А ничего особенного. Просто после каждого удаления игроки стали «пихать» арбитру. Мне достался третий матч серии.
— Решающий.
—
Играли до двух побед, счет был равным: 1—1. Под конец игры удаляю
Гомоляко. Подъезжаю к судейскому столику и периферическим зрением
чувствую, как Сергей целится в меня клюшкой — в городки решил поиграть.
Успеваю наклониться, клюшка пролетает выше и врезается в борт. Решение
очевидное: Гомоляко — до конца. Честно, не помню, кто выиграл тогда…
— «Торпедо» — 4:2, а серию 2—1.
—
После матча кладу рапорт на подпись Роберту Черенкову, он тогда РХЛ
руководил. Смотрю: «Гомоляко наказан на 1 млн рублей». До деноминации
смешная сумма.
— Что-то около нынешней тыщи.
— Да за такие деньги я бы и сам в кого-нибудь клюшку метнул.
— Повезло Гомоляко с «распродажей».
— Сейчас мы, кстати, в отличных отношениях с Сергеем. Могли даже поработать вместе, но не срослось.
Подписал контракт с «Торонто» и сразу стал «миллионером»
— Немногие арбитры, заканчивая карьеру, становятся скаутами, а вы ведь были скаутом еще когда судили…
—
Просто из всего судейского корпуса страны только мы с Костей
Комиссаровым знали английский. На чемпионате Европы подходит человек:
«Леонид, я три слова по-русски знаю: “два“, “большой“, “водка“».
— Обычно иностранцы другие слова воспроизводят.
—
Посмеялись, дальше серьезно. «Нам, — говорит, — нужен человек в России,
который работает в хоккее и говорит по-английски». Я напрягся: «Время
сложное. Может, они меня в шпионы вербуют».
— Романтика…
—
Через две недели звонок: «Это Андрес Хедберг». «Кто?!» — я подскочил.
Хедберг для меня по тем временам был как Борис Ельцин — не меньше.
— Этот швед 22 сезона в НХЛ проработал скаутом — «Рейнджерс», «Торонто», «Оттава»…
—
Причем одним из лучших скаутов. Я был в шоке. «Через неделю я прилетаю в
Москву, — продолжает Хедберг. — Тебе удобно будет встретиться?» «Мне?
Удобно? — думаю. — Да я в любое время дня и ночи на такую встречу
сорвусь!» Он меня еще фразой повеселил: «Я-то тебя узнаю, а ты меня?»
— Не разминулись в итоге.
—
Диалог проходил в форме собеседования в ресторане. Андрес спрашивает:
«Леонид, кто сейчас самый сильный российский игрок?» «Павел Буре», —
отвечаю. Шел 1990 год… «А еще?» — «Каспарайтис». Смотрю, у него глаза
расширились.
— Повар с перцем переборщил?
— Мы еще ничего не заказали. Он откашлялся. «Каспарайтис, — говорит,— в рейтинге Europe Sport Service стоит первым номером».
— Удивили видавшего виды.
—
А я как ни в чем не бывало продолжаю: «Дарюс — отличный защитник, но
мне больше Борис Миронов нравится». Хедберг опять замер: «Как интересно…
Мне тоже…» Только затем отложили бумаги и решили что-то заказать.
— Удачно поужинали?
— Неплохо. Я подписал контракт с «Торонто» и сразу стал «миллионером». Мне платили пять тысяч долларов в год плюс суточные.
— По тем временам — благодать.
—
Эти деньги дали чувство свободы в основной работе. Понимал, что, если
завтра «попросят» из судейства, финансово это не станет критично для
семьи. Не напрягался по пустякам, вел себя более раскованно.
— Например?
— Мог перед игрой зайти в судейскую, взять составы команд.
— А что в этом такого?
—
Это сейчас ничего — они перед матчем в каждом пресс-центре стопками
лежат. А тогда их нужно было клянчить. Максимум позволялось —
переписать.
— Какие интересные времена мы упустили в хоккее.
—
Тогда многие арбитры подрабатывали на стороне. А поскольку не каждый
руководитель отпустит человека судить матч, старались выбирать работы
вроде электрика — со свободным более-менее графиком.
Думаю: «Кудашов звездняк поймал» — но тут на нас несется три десятка фанатов
— «Торонто», наверное, после такого космосом показался…
—
Именно! Другая планета! Как-то стою у раздевалки в «Мейпл Лифз Гарден».
При входе — охрана. Только хочу объяснить, кто я такой, они мне знаком
показывают — проходи. Всех осматривают, меня даже не попытались.
— Приятно.
—
Дальше — больше. Подходит журналист: «Можно записать с вами интервью?
Только я русский плохо знаю. Разрешите, я буду спрашивать на русском, а
вы отвечать на английском?» «Нет проблем, — говорю. — Но вы ничего не
перепутали? Уверены, что вам нужен именно я, Леонид Вайсфельд?»
— Не ошибся?
— «Вы ведь европейский скаут «Торонто»?» — уточнил он. «Да», — киваю, а сам недоумеваю: «Откуда он знает?!»
— Хоккейный город хоккейной страны…
—
У них в плане освещения жизни команды все на сумасшедший уровень
выведено. На обычную тренировку 10—12 камер съезжаются, еще 15—20
пишущих журналистов. Причем камеры даже не увозят.
— Оставляют на стадионе?
— Да, в специальной комнате. На следующий день новая тренировка — чего туда-сюда таскать?
— Как можно делать интересные репортажи, освещая каждую тренировку?
—
Я с тем же вопросом к Кудашову — он в тот момент пытался закрепиться в
«основе» «Торонто». Алексей ухмыльнулся: «Гилмор, — пишут, — на утренней
раскатке прошел по флангу, бросил и попал в штангу — наш бомбардир не в
лучшей форме…»
— Смешно.
— Из двадцати страниц
общественно-политической Toronto Sun шесть были о хоккее. Каждого игрока
по косточкам разбирали. С тем же Кудашовым случай был. После тренировки
он предложил поужинать. «Только, — говорит, — как выйдем из дворца —
бегом в машину!»
— Почему бегом?
— «Фанаты, — объясняет,
— прохода не дадут просьбами об автографах». Я про себя: «Ничего себе
парень звездняк поймал! Да кому это нужно?»
— Заблуждались?
—
Еще как! Только выходим, он выдыхает: «Не успели…» На нас неслась толпа
из трех десятков человек. Кудашов каждому подписал карточки, форму. Они
на него такими влюбленными глазами смотрели.
— У нас немногие знают, кто во втором звене играет.
—
Я там не уставал удивляться. Как-то вечером зашли с Колей Антроповым в
раздевалку. Темнота… Только фамилии игроков горят: над каждым шкафчиком
специальная подсветка. Очень красиво. Причем раздевалка в форме ромба.
— Нетипично.
—
Чтобы каждый вне зависимости от места мог видеть глаза любого из
партнеров. «Мы идем в бой, — объясняли, — и должны видеть настрой
товарища».
— Ух как…
— В НХЛ большое внимание личностным
качествам уделяется. Нам в Союзе постоянно внушали, что все эти
западники — алчные капиталисты. Что для них главное деньги и ничего
больше.
— Врали нам в очередной раз?
— Я задавал вопрос:
«Какая разница, что он за человек, если играет хорошо?» На меня
недоуменно смотрели: «А коллектив, Леонид? Мы должны понимать, как он
будет вести себя в коллективе!»
— Вот почему Радулова в НХЛ долго никто подписать не решался.
—
Прежде чем оформить договор, там узнают все: как он с друзьями себя
ведет, как к бабушке своей относится, не обижает ли кошек, кормит ли
голубей. Меня это действительно впечатлило.
Как Федоров не перешел в «Торонто»
— Российская колония «Торонто» при вас формировалась?
—
Сергея Березина, Николая Борщевского, Николая Антропова, Даниила
Маркова я драфтовал. Насчет Саши Карповцева, царствие ему небесное, со
мной консультировались перед обменом из «Рейнджерс». Диму Юшкевича взяли
из «Филадельфии». Ну а Дмитрий Миронов был, кажется, российским
первопроходцем «Торонто». А первым выходцем из СССР в истории клуба стал
киевлянин Александр Годынюк.
— При том что владелец «Мейпл
Лифс» Гарольд Баллард за несколько лет до этого был категоричен:
«Русских в моей команде не будет никогда!»
— Рассказывали
историю. Ему говорят: «В четвертом раунде мы можем взять Сергея
Федорова. Это восходящая звезда мирового хоккея! Давайте сделаем
исключение?»
— В четвертом раунде драфта-1989 «Торонто» под
66-м номером взял американца Мэтта Мартина, чья карьера в НХЛ составила
76 матчей. Федорова «Детройт» взял 74-м.
— Все потому, что позиция Балларда была такова: «В команде не должно быть русских, негров и индейцев».
— Толерантно.
— Годынюк и Миронов появились уже после его смерти.
— Скаутом, однако, вы недолго пробыли…
—
Я балдел от скаутинга, но был момент: мне хотелось принимать решения, а
я ограничивался лишь консультациями. Последнее слово оставалось за
генменеджером.
— В клубах НХЛ на них многое завязано, если не все.
—
Только этим роль скаута меня не устраивала. Говорю, например: «Это
игрок первого раунда». Мне отвечают: «Пятого!» На драфте-1994 настаиваю:
«Берем Королюка!» Отвечают: «Он маленький и плохо катается».
— Королюк плохо катается?..
— «Не волнуйся, — успокаивали меня, — мы его в шестом заберем».
— Его и взяли в шестом, только в «Сан-Хосе».
—
Костя Крылов, питерский скаут, с которым мы друг у друга воровали
игроков, работал на «Шаркс» и момента не упустил. Хедберг через год
подходит: «Знаешь, кто стал лучшим снайпером МЧМ-1995? Королюк! Я
ошибся, ты был прав…»
— Не прошло и нескольких лет, а уже Хедберг кается перед Вайсфельдом.
—
Тем не менее мне хотелось принимать решения. Стать генменеджером в НХЛ —
нереально, а в России еще никто не понимал, в чем их роль.
— До сих пор, кажется, не все понимают.
—
Сейчас получше. А раньше они и билетами занимались, чуть ли не коньки
точили. Я же знал специфику и стал одним из первых генеральных
менеджеров страны. Николая Соловьева, например, в Новокузнецк впервые я
привез.
«О, Вайсфельд на трибуне! Михайлов хоккей не увидит»
— С телевидением как судьба связала?
—
На чемпионате мира, по-моему, 1996 года я был резервным судьей финала.
Сергей Ческидов предложил прокомментировать этот матч. «Я же резервный!»
— возражаю. «Ну ты один период посиди». Начинается игра, он
расспрашивает: «Правда ли, что это так?» «Нет, эдак», — говорю. «А вот
это, — продолжает он, — белое?» «Нет, — отвечаю, — черное».
— Вредничали, в общем.
— Да, говорил все наперекор. Когда проанализировал эфир, подумал, что меня больше никуда не позовут.
— Ошиблись.
—
Позвонили, когда я из «Кузни» в «Ладу» перешел: «Леня, поехали на
чемпионат мира комментатором». В Тольятти были не против: «Все равно
едешь игроков смотреть». Второй раз пригласили в 2009 году, после
«Атланта» — год отработал на «России 2».
— Ваш уход, помнится,
сопровождался множеством «недовольных» заметок в СМИ, одна из которых
называлась «Спасти комментатора Вайсфельда».
— Фокус в том, что я
никогда комментирование не воспринимал серьезно. Вот Сергей Гимаев
тащится от процесса. Мне кажется, если ему не будут за это платить, а
наоборот, брать с него деньги — он заплатит.
— Сергей Наильевич — человек заводной.
—
Был случай. Прихожу на игру, сажусь рядом с Борисом Михайловым. Гимаев
комментирует. Камера выхватывает нас с Борисом Петровичем, Наилич
моментально: «О, Вайсфельд на трибуне! Михайлов хоккей не увидит».
— Мило.
— Я это в записи уже услышал, хохотнул. Для меня нет разницы, с трибун смотреть или из комментаторской.
— Из комментаторской еще и деньги платят.
— Смешные только. Для сравнения, видеогол-судья получал пять тысяч рублей за матч, комментатор — четыре.
— Поверьте, в журналистике это не самая плохая сумма.
—
Благо я на них не жил. Но ваша профессия имеет свои преимущества. В
2010 году я, например, съездил на Олимпиаду. Еще и суточные получил.
— Эдакий тур с доплатой туристу…
—
Более того: у «России 2» в Ванкувере была отличная позиция. Скажи мне:
«Выбери любое кресло на стадионе» — я бы сел именно туда. Во время
финала вообще красота. Подсел к Гимаеву со Скворцовым, надел наушники — с
лучших мест смотрю главный матч турнира, США — Канада, о действиях
которых мне в Северной Америке на русском языке вживую рассказывают одни
из лучших комментаторов России.
|Личное дело
Леонид Вайсфельд
Родился 16 апреля 1960 года в Москве. Воспитанник ХК «Спартак» (Москва)
Образование — ГЦОЛИФК (кандидат педагогических наук)
1990—2001
— судья. 11 раз входил в списки лучших по стране. Трижды лучший арбитр
России (1998, 1999, 2001) — приз «Золотой свисток» им. Андрея
Старовойтова.
Судья международной категории. Судил четыре чемпионата мира, Олимпийские игры — 1998.
С 1990-го — скаут «Торонто», «Рейнджерс», «Монреаля».
Генеральный менеджер — «Металлург» (Новокузнецк), «Лада», «Химик», «Атлант», «Автомобилист», «Салават Юлаев».
В 2009 — 2010 годах — комментатор на ТК «Россия 2».
